А теперь почитаем про Гриншпуна у Юрченко

Авторский вечер
Юрий Юрченко

Июнь 1987-го. В Одессе, в Доме Актера объявлен мой «Авторский вечер». О том, почему это было предельно важно для меня – не здесь и не сейчас. Скажу только, что (после расклеенных по всему городу афиш, извещающих Одессу о том, что сезон в знаменитом местном музыкальном театре будет открываться Премьерой мюзикла по моей пьесе (с М.Водяным в гл. роли!), после публикации в «Вечерней Одессе» подборки моих стихов с элегантной врезкой на тему возвращения (наконец-то!) «блудного сына» на родину) этим моим домактеровским «Вечером» Одесса как бы закрепляла свое признание меня с в о и м, как бы окончательно легализовывала мое – до той поры для меня самого несколько сомнительное – одесситство…

Не помню, по какой причине (скорее всего из-за своей обычной безалаберности), но с приобретением билета на самолет я дотянул до последнего момента, в который и выяснилось, что в городских авиакассах билетов в Одессу нет: начало июня – вся страна летит на Юг… Но я же молод, нагл, самоуверен, я же знаю, что всё – всегда – случится и произойдет так, как это нужно мне, и все поезда, самолеты и космические ракеты будут в нетерпении ржать и рыть копытами землю, ожидая, пока я ни впрыгну – в наираспоследнейший уже момент – в вагон/в салон/в кабину, и, дождавшись, рванут, взовьются радостно и, в итоге, неизбежно домчат меня туда, куда мне и нужно и где меня ждут и любят (а где меня не ждут и не любят???)!..

Я поймал подвернувшегося «частника» и через полчаса был в Домодедово: сколько раз я уже мчался, вот так же, на частнике, или на такси, в аэропорт, опаздывая на рейс, на который у меня не было билета, и каждый раз, неизменно, каким-то чудом, вскоре я уже сидел, приходя в себя, в мягком удобном кресле и наблюдал сквозь толстое стекло иллюминатора за медленно отъезжающим от самолета трапом…
Но на этот раз в аэропорту меня ждал самый настоящий «облом». Билетов не было не только в Одессу, но и во все города северо-западного побережья Черного моря. Надежд на очередное «дежурное» чудо не было никаких. Самым «близким» городом, куда обнаружился сданный кем-то минуту назад единственный билет, был город Сочи, на аэропорт которого я и свалился через два с половиной часа.

Но в Сочи ситуация оказалась едва ли ни безысходней чем в Москве: рейсы на Одессу откладывались уже два дня, и просвета не ожидалось. Я включил план «Б»: извлек свою резервную, самопально изготовленную для различных экстренных случаев, «Справку от психиатра», и найдя медпункт аэропорта, поставил в известность дежурного врача о том, что жара и нервное напряжение мне, при моем редком, малоизученном виде душевного нездоровья, совершенно противопоказаны, и что пару лет назад двенадцатичасовое мое пребывание в аналогичной ситуации в свердловском аэропорту «Кольцово» закончилось тем, что меня врачи спасли чудом, а всё начальство аэропорта, включая врачей, в итоге, потеряло работу. Я был настолько убедителен, что врач тут же отвел меня к начальнику аэропорта, тот пригласил главного своего милиционера, и после серии консультаций и не совсем цензурных переговоров с различными аэропортовскими службами обнаружилось, что рейс в Одессу будет готов к вылету через час. Благодарные счастливцы-пассажиры, которым удалось попасть на этот неожиданный «левый» рейс, практически донесли меня на руках до трапа.
Когда самолет приземлился в одесском аэропорту, было 19.30, то есть мой «вечер» уже полчаса как должен был начаться. Еще минут через сорок я выскочил из такси и влетел в двери Дома Актера. За тонкой перегородкой, отделяющей от зала узкий проход-коридорчик, ведущий за сцену, слышался шум, говор, раздавались голоса: «Его только что видели! Он приехал!..» Пролетев по проходу, я уже почти проскочил маленькое закулисное помещение, деревянные ступеньки из которого вели к двери на сцену, как вдруг, уже шагнув на ступеньку, услышал совершенно не одесский, окрашенный пробирающим до дрожи тембром, женский голос: «Вы – Юрий Юрченко?..» Словно споткнувшись, я замер на мгновенье, затем обернулся на голос: за маленьким, втиснутым в угол, между стеной и ступеньками столиком сидела красивая молодая женщина с огромными голубыми глазами и длинными волнистыми волосами; перед ней, на столике, стояла старая печатная машинка с заложенным в нее листом бумаги… «Да», – ответил я. «Я читала ваши стихи. Они мне понравились. Леся.» – сказала она и, встав из-за стола, протянула мне руку. Время остановилось. «Хотите выпить хорошего кофе?» – предложила она. «Да, – сказал я, – с удовольствием.» «Пойдемте, я покажу вам – здесь недалеко – одно место, где варят лучший в Одессе кофе.» И мы пошли. Шли мы не спеша: с улицы Розы Люксембург свернули на Пушкинскую, Леся мне рассказывала чем знаменит и примечателен тот или иной дом, кто в нем, и когда, жил… Мы пересекли улицу Карла Либкнехта, дошли до Дерибасовской, свернули налево, пересекли еще одну улицу… Я забыл – где я, и зачем я здесь. Забыл про сегодняшние города и аэропорты, про загнанные такси и самолеты, про Дом Актера, про свой, очень важный для меня, «авторский вечер», про лучшего в стране режиссера музыкального театра Юлия Гриншпуна, который должен был вести этот «вечер»… Она рассказывала что-то о местной драме, где она репетировала сейчас одну из главных ролей в «Детях Арбата», потом я рассказывал ей о чем-то, она смеялась, нам было хорошо. Кафе, о котором она говорила, и впрямь, пользовалось успехом: нам пришлось отстоять очередь, чтобы попасть в него. Выпив по чашечке кофе, мы, так же, не спеша, пошли обратно. Темнело, погода была прекрасная и вечер был чудесным… Мы дошли до Дома Актера – и тут только я вспомнил зачем я прилетел в Одессу. Публика была еще в зале. Кто-то уже начал расходиться, но, тут опять раздались голоса: «Я же говорил, что он – здесь! Вот он!..» Я прошел на сцену, не помню, что я говорил Гриншпуну, и как Гриншпун объяснял всё зрителям. Вечер продолжался около двух с половиной часов, я был в ударе: на первом ряду, на крайнем, справа, кресле сидела Леся…

Ю́лий Изаки́нович Гриншпу́н (29 июля 1938, Днепропетровск — 25 марта 1999, Хабаровск) — советский и украинский театральный режиссёр, педагог. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1986), Народный артист Украины (1995). Родился в Днепропетровске (ныне Днепр, Украина) в семье главного режиссёра Одесского театра музкомедии Изакина Гриншпуна (1912—1990).

- Юра, а что все-таки Вас спасло от той жизни, в которой Вы провели свои детство и юность?

- То, что я в четырнадцать бросил пить и курить. Почему? Потому что я влюбился в девочку из параллельного класса, а она была такая отличница, в самодеятельности участвовала. А меня как раз тогда уже в колонию оформляли. Знаете, как в Москве - вот ты растешь, рядом спецшколы: английская, математическая, театральная. А у нас там у всех одинаковый спецуклон был - школа, потом подростковая колония, потом "по взросляку", обычная зона - вот это тамошние нормальные университеты.

И я шел прямиком к этому. И вдруг влюбился, и подумал, просто трезво взвесил, что сейчас меня посадят, а она выйдет замуж... В общем, я просто бросил пить и курить. Сшил себе из подсобного материала галстук-бабочку, выучил стихотворение про «хорошую девочку Лиду», просто заменил ее на «Нину», так ее звали, и пришел в самодеятельность. Сначала пытался петь – не проскочил номер, сказали, что слуха нет, танцевать тоже не получилось. Но вот, наконец, на стихах остановился, пролез... Вот это меня и спасло: рано начал, рано завязал. Точнее, она меня спасла... А сейчас, я жизнь прожил, и вдруг в «Одноклассниках» она появилась...

Донецкая область. Место попадания ракеты «Точка-У». 2014 год © Из личного архива Юрия Юрченко

Шкаф. За миг до расстрела
Юрий Юрченко
                Мирославу Рогачу, словаку-ополченцу, попавшему в плен
                к нацгвардии батальона «Донбасс» на несколько часов раньше меня,
                и разделившему со мной (на тот момент – инвалидом со сломанной ногой
                и с перебитыми ребрами) шесть дней и шесть ночей в железном шкафу, в темноте,
                на холме, в предместье Иловайска, под перекрестным огнем нашей артиллерии,
                а в паузах между артобстрелами – в постоянной готовности к расстрелу.

Летишь, не чуя мостовых,
Вскачь – за жар-птицей, –
Сквозь длинный список деловых
Встреч, репетиций…

Но – мимо планов, мимо схем –
Скользнет подошва,
И станет очень важно – с  к е м
В шкаф попадешь ты…

Но я, ведь,– как ни крут удар –
Везуч, однако:
На этот раз Господь мне, в дар,
Послал словака.

Сам, весь – один сплошной синяк
("Пустяк! Да что там…"), –
Возился-нянчился словак,
Со мной, "трехсотым"…

В такой мы влипли с ним «экстрим»,
В такую «кашу»!..
Но – мы нашли друг друга с ним, –
Спасибо шкафу.

И Муз кормили мы с руки:
В пространстве адском
Шептал на русском я стихи,
Он – на словацком...
……………………………………………

Свист… Взрыв. Шкаф гнется и дрожит,
И крышкой машет;
В бомбоубежище бежит
Охрана наша…

Земля – за шиворот, в рукав…
Свистит осколок
Под монолог о том, как в шкаф
Был путь твой долог...

А артобстрел – на редкость – лют,
В нас – ё-моё-ты! –
Зенитки, гаубицы бьют,
Бьют минометы, –

И, заглушая в сотый раз
Твой голос, Миро,
Шесть долгих суток лупят в нас
Все пушки мира.

Затихло… "Жив?.. Не ранен, брат?.."
"…И – полон планов!.."
И, из убежища, назад,
Спешит охрана:

"Что, живы, суки?.. «Ваши» – вас
Жалеют, значит…"
"Бля буду! – в следующий раз
Шкаф расхерачат!"

«…"Француз»!.. Словак! – немае слiв! –
Агенти Раши!..
Що принесло вас, двох козлiв,
В Україну нашу?.."

Боюсь, вам, хлопцi, не понять…
Шум… Что там, снова?.. –
«Отходим! Пленных – расстрелять!..»
И – лязг засова…

Всё, Миро. Занавес. Отбой.
Ни рифм, ни шуток.
Я счастлив был прожить с тобой
Шесть этих суток.

За миг, как ввысь – в слезах, в огне –
Душа вспарила,
Твоя улыбка, Миро, мне
Жизнь озарила.

.

25 сент. 2014,
М-ва, госпиталь

— Наташа с Леной встретили меня прямо в аэропорту, журналисты одного из ведущих телеканалов уже договорились, что меня примут в военном госпитале, где лечатся и проходят реабилитацию ребята после «горячих точек». Но я сам был не в таком состоянии, чтобы хоть что-то решать... А мои «ангелы» перехватили меня чуть ли не у самолета, повезли в 59 ю больницу, ни о чем не волнуйся, отдыхай и лечись, — продолжает Юрий Юрченко.

Звиздабол - ты меня называла...